IV.2.4. О научном смирении

Не пугайтесь названия этого раздела. Я не имею в виду мо­ральный подход. Я имею в виду ваш подход к источникам и к их конспектированию.

Вы видели на примере конспект-карточек, что я, будучи еще незрелым филологом, посмеялся над каким-то исследователем и в два счета с ним разделался. До сих пор я убежден, что поступил тогда правильно и в любом случае мы квиты, потому что и он в два счета разделался со значительной темой. Но подобный слу­чай, во-первых, достаточно нетипичен, а во-вторых, я все же и этого ученого законспектировал и вроде бы прислушался к его суждению. И не только из тех соображений, что надо учитывать все сказанное по нашей узкой тематике, но и потому, что не все­гда наилучшие идеи приходят от наикрупнейших знатоков воп­роса.

Вот, к примеру, случай из моей практики: аббат Валле.

Чтобы рассказывать по порядку, следует познакомить вас с некоторыми аспектами той моей давнишней работы. В течение года мой диплом буксовал из-за одной неувязки. Дело в том, что сегодняшняя эстетика считает перцепцию прекрасного интуитив­ной. Но для святого Фомы категория интуитивного не существо­вала. В нашем веке многие исследователи пытались доказать, что Фома в каких-то высказываниях подразумевал интуитивность, но они насиловали материал. При этом перцепция предметов вооб­ще являлась для Фомы моментом столь стремительным и мгно­венным, что непонятно, как могло осуществляться наслаждение эстетическими качествами, которые чрезвычайно сложны: игра пропорций, взаимосвязь между сущностью вещей и тем образом, которым эта сущность организует материю, и так далее.

Выход из противоречия таился (я нашел его для себя за месяц до защиты диплома) в открытии, что эстетическое созерцание опиралось на гораздо более сложное действие — суждение. Но у Фомы не говорится об этом открытым текстом. И тем не менее он говорит об эстетическом созерцании таким образом, что невоз­можно не прийти именно к этому выводу. Цель интерпретации часто сводится к процессу выуживания из автора ответа на воп-

рос, который ему пока не задавали, но если бы задали, автор не мог бы отвечать никаким другим образом. Иными словами: сопо­ставляя различные утверждения, надо демонстрировать, как из логики исследуемой мысли сам собою вытекает единственно мыс­лимый ответ.

Авторы, бывает, не высказываются напрямую лишь по причи­не, что смысл кажется им слишком очевидным. Или, в случае свя­того Фомы, иное: для него было неестественно размышлять на эстетические темы, он затрагивал эти вопросы лишь мимоходом, подразумевая их однозначность.

Из-за этого я находился в тупике. И никто из читаемых мною критиков и философов не помогал из него выйти. В то же время единственным по-настоящему оригинальным аспектом моего ис­следования была именно эта проблема — вкупе, разумеется, с раз­гадкой, которую предстояло отыскать. В тщетных поисках озаре­ния я натолкнулся на каком-то развале в Париже на брошюрку, которая меня очаровала, в первый момент, своим прекрасным переплетом. Раскрыв книжку, я увидел, что ее автор — некий аб­бат Валле, называется она «Идея прекрасного в философии Фомы Аквинского», Лувен, 1887. Ее не было ни в одной библиографии. Автор — малоизвестный исследователь девятнадцатого века. Ра­зумеется, я купил эту брошюру (стоила она недорого). Читаю, вижу, что на аббата Валле жалю и этой суммы, что он повторяет общие места, ничего от себя не добавляет. Тем не менее я решил дочитать до конца. (Из научного смирения, но я тогда не знал, что это так называется; я научился научному смирению именно на этом эпизоде). Аббат Валле изменил мою жизнь, подумать толь­ко, ну и казус.

Короче говоря, я читал из чистого упрямства. И в один пре­красный момент, в какой-то скобке, более чем походя, этот аббат, абсолютно не понимая масштаба своего открытия, что-то произ­носит насчет теории суждения в применении к понятию красоты. Эврика! Вот что я искал так долго. И где нашел? У этого ничтож­ного аббата! Он умер сто лет назад, за сто лет никто о нем не вспомнил, и тем не менее он с того света озарил ум одного из потомков, который захотел в него внимательно вчитаться.

Вот вам пример научного смирения. Полезное можно пере­нять откуда угодно. Часто мы не настолько талантливы, чтоб уметь перенимать полезное от тех, кто бездарнее нас. Или кто только кажется бездарнее, а на самом деле его одаренность надо уметь рассмотреть. Кому-то кажется бездарным, а нам наоборот... Надо уметь уважительно вслушиваться. Поменьше оценочных суждений. Тем более когда чей-то стиль мышления отличается от на­шего, или отличается идеология.

У заклятого противника можно взять блестящие идеи. Все за­висит от настроения, от погоды, от степени усталости. Может, попадись мне аббат Валле на год раньше, я бы его открытия не разглядел. Но на этом случае я научился не пренебрегать ника­кой, даже самой ничтожной, возможностью.

Зовя это научным смирением, мы, возможно, прослывем ли­цемерными: уничижение паче гордости. Но без моральных ярлы­ков — уничижение так уничижение, гордость так гордость, поча­ще применяйте это на практике.