ЧЕЛОВЕК И МИР В ФИЛОСОФИИ СИМВОЛИЗМА

Статья посвящена рассмотрению особенностей антропологической темы в рамках философского символизма, как течения мировой философии первой половины ХХ века.  Понимание сущности человека через категорию «символ»  вырабатывается в ходе полемики с классическим рационализмом, а также представителями «философии жизни». Предпринят сравнительный анализ концепции человека в работах Э.Кассирера и А.Ф.Лосева.

The article is devoted to consideration of features anthropological theme within the framework of philosophical symbolism, as currents of world philosophy of first half ХХ of century. The understanding of essence of the man through a category "symbol" is developed during polemic with classical rationalism and the representatives of " philosophies of life ". The comparative analysis of the concept of the man in the philosophy of E.Cassirer and A.Losev is undertaken.

Философское осмысление символа имеет солидную историю. Платон, Аристотель, Плотин, Прокл, Кант, Гегель, Шеллинг выдвинули оригинальные концепции символического. Как правило, каждая эпоха понимает символ по-своему, и новый опыт, «духовная ситуация времени» (Ю.Бохенський) требует пересмотра устоявшихся значений символического.  Следует согласиться с Н.Автономовой, что от того, как мы сейчас поймем символ, зависят судьбы не одной, а многих научных дисциплин, некоторые важные стороны духовной и практической жизни людей [2, с.103]. 
К.Хюбнер, Г.Блуменберг, С.Лангер, К.-О.Апель, П.Гайденко, В.Бибихин, С.Хоружий и др.[23,6,15, 3, 7, 8, 4, 22] подвергают философскому анализу идею рациональности и место разума в культуре, ищут способы обновления новоевропейского рационализма. Они отмечают утопичность упований на возможность всеобщей рационализации природных, социальных процессов и самого человека.  В связи с  утратой «разумности бытия»,  прежде гарантировавшей разумность человеческой деятельности, антропологическая проблематика приобретает новое звучание.
Проект  обновления новоевропейского рационализма находим в философском символизме, крупнейшие представители которого (Э.Кассирер, А.Лосев) подвергли осмыслению человеческую символическую деятельность во всем ее многообразии. Концепции символического, выдвинутые этими мыслителями, включают определенное понимание сущности человека, которое вырабатывается в ходе полемики с классическим рационализмом. Цель данной статьи заключается в выяснении особенностей антропологической темы в рамках философского символизма, как течения мировой философии первой половины ХХ века,  выделение и анализ его основных направлений.  Для достижения этой цели предполагается решить следующие задачи: определить характер основных идей и категорий философского символизма; провести сравнительный анализ концепции человека в работах  представителей философского символизма.
                     Символ и символические формы
Хотя Кассирер и Лосев  опираются на Гете, Шеллинга и Гегеля, но каждый приходит к философии символического своим путем. У обоих мыслителей дается весьма широкая трактовка символа, которая открывает возможности для изучения символов в искусстве, языке, мифе; изучаются способы конструирования символа для разных сфер деятельности сознания, для разных эпох и культур. Специфика данного подхода – понимание объективированной действительности как неразделимого единства материи и формы, предмета и символа, содержания и духовного осмысления (оформления). Символ понимается как «способ связывания и означивания разнородного чувственного материала и в то же время форма проявления и рефлексии человеческого духа» [12, с.395].
Э.Кассирер - представитель марбургской школы неокантианства - с середины 20-х годов ХХ века  перешел на позиции антропологизма и создал оригинальную версию философии культуры.  В  работе «Философия символических форм» (1923-1929 гг.) Кассирер оспаривает центральное воззрение марбургской школы, согласно которому математическое и естественнонаучное познание является прототипом и образцом для понимания человеком мира и самого себя.  Естественнонаучное мышление – только особая форма выражения творческой энергии духа. Он показал ограниченность общей теории познания и предложил значительно расширить ее, выделив «специфические формы» понимания мира, раскрыл их содержание и функции. Общим понятием становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «культурой», рассматриваемой как противоположность «природы». Поскольку логическая форма теряет у Кассирера былую универсальность и статус высшего критерия, возникает необходимость в новом принципе всеобщего опосредствования. «Он должен был отрицать панлогизм ортодоксального марбургского направления…и в то же время быть совместимым не только с логической формой, чтобы сохранить лучшие традиции европейского интеллектуализма, но и с очевидной нерациональностью внутренней формы языка, мифа, религии, искусства» [19, с.727].
И Кассирера, и Лосева называют последними хранителями гуманистических заветов традиционной европейской культуры. Оба убеждены, что иррационализм и субъективистский произвол грозит разрушением культурных традиций и рациональных основ существования общества. Философия человека как символического существа разрабатывалась в полемике  с «философией жизни».  К этому направлению можно отнести тех критиков рационализма, которые  от поисков умопостигаемого единства бытия обратились к конкретному человеческому существованию, к непосредственно данному в опыте переживания, к искусству, религии, мифу (Кьеркегор, Хайдеггер, Шпенглер).
Кассирер считал, что  поворот к человеку необходим для философии – человек является единственным сущим, которое осознает свое участие в существовании, творит самого себя. Однако эту деятельность он не  рассматривает как чисто витальный «порыв» или экзистенциальный «выбор».   Здесь столкнулись две различные концепции человека. Для Кассирера человек выступал как носитель культуры – человеческая деятельность протекает в рамках семиотической реальности; непосредственного контакта с бытием никогда нет, он опосредован культурными формами. Жизнь не есть нечто изначально данное, она является как бы     предельным понятием, итогом синтеза всех культурных форм. Но и культура не есть продукт рефлексии сознания. Языковое, мифологическое, художественное и даже научное творчество протекает в значительной мере бессознательно, оно скрыто от самого творящего духа. Однако за всеми этими творениями стоит все же осмысленная символическая деятельность, а не инстинктивные витальные силы, о которых писали представители «философии жизни».   
Кассирер развивает теорию понимания смысла разных сфер культуры (язык, миф, религия, наука, искусство), которые в качестве самостоятельных форм объективации духа связывают изначальное единство духа, то есть всеобщую закономерность, единое формообразование, с особенными структурными законами. Эту связь и выражает понятие символической формы. Каждая «символическая форма» - априорный принцип, задающий способ организации чувственного многообразия явлений, то есть формирования данной нам реальности. Символические формы – некие исторические формообразования сознания, с помощью которых человек обретает самосознание.
Понятие символической формы призвано снять традиционный дуализм в философии (имманентность-трансцендентность, «бытие»- «непосредственная жизнь»). «Для Кассирера данное в созерцании это в принципе нечто чувственное и противоположно духовному (идеальному). Тем не менее, созерцательное/чувственное и идеальное/духовное в восприятии выражения совпадают как внешнее и внутреннее…Кассирер убежден, что имманентное содержание духа открывает себя только в его многообразных проявлениях, то есть, что идеальная форма познается только из и в «совокупности» чувственных знаков, которыми она пользуется для того, чтобы выразить себя» [20].
Философский проект Кассирера - трансцендентальный. Априоризм и трансцендентализм служат Кассиреру для размежевания с релятивизмом, скептицизмом и иррационализмом. Кассирера интересует структура теоретического мышления, которая понимается как трансцендентальная. «Кассирер стоит на позициях трансцендентального субъекта, то есть той всеобщей и инвариантной символической деятельности сознания, которая едина для всех людей и лишь реализуется в многообразных формах» [11, с.48].  Действительность сосредоточена  в познавательных способностях человека, порождается спонтанным актом способности представления, то есть никогда не дана, а всегда лишь задана. «Если в познании, в искусстве и в языке продолжают видеть простые формы отражения мира, то не следует забывать, что образ, явленный этим зеркалом, зависит не только от природы предмета, но также и от нашей собственной природы; он не воспроизводит рисунок, данный уже в объекте, но предполагает изначальный акт, творящий модель. Он поэтому не является простой копией; он – выражение некоей изначальной творческой силы. Духовные отображения вселенной, данные нам в познании, в искусстве или в языке… не простые восприятия и пассивные регистрации, но деяния духа, и каждый из этих изначальных актов слагает нам своеобразный и новый эскиз, некий горизонт, обусловленный предметным миром. Все эти образы не проистекают просто из готового предмета, но приводят к нему; они суть конститутивные условия его возможности» [Цит. по 21, с.99].
Философия символического как философская антропология
В работе «Опыт о человеке» Кассирер характеризует свою философию культуры как философскую антропологию, главная задача которой выработка единой идеи о человеке.   Философия символических форм традиционным версиям сущности человека (от метафизики до натурализма и редукционизма)  противопоставила взгляд на человека как на целостность исходя из его деятельности, то есть из функционального, а не субстанциального определения человека. Функциональное деятельностное бытие человека как его сокровенная сущность в философии культуры Кассирера получило название символического бытия.
Подобный подход получил поддержку и развитие в европейской и американской философии. Человек отличается от других живых существ тем, что живет в мире им самим созданных символов. Решающей характеристикой человека является его способность к символизации. Наши действия управляются представляющими образами – символами. «Большинство эпистемологов в общем признают этот факт; но что не получило их должного признания, так это огромное значение разновидностей. Пока мы будем рассматривать ощущения как знаки вещей, которые позволяют им возникнуть, и будем придавать таким знакам связь с прошлыми ощущениями, которые тоже были подобными знаками, мы еще не прикоснемся даже к поверхности символопроизводящего человеческого ума. Только тогда, когда мы вникаем во все разнообразие символической деятельности – как, например, это сделал Кассирер, - мы начинаем понимать, почему человеческие существа не поступают так, как поступали бы сверхразумные животные»[15, с.42].
С.Лангер, высоко оценивая основные положения «философии символических форм» Кассирера, не соглашается с трактовкой символа как априорной логической структуры, накладываемой на чувственное многообразие. Она исходит из понимания символа как спонтанного проявления человеческой природы.  «Человеку присуща некая первичная потребность, которой не обладают другие существа, которая приводит в движение все его явно незоологические устремления – его фантазии и грезы, ценностные понятия, непрактичный энтузиазм и осознание чего-то «потустороннего», наполненного святостью…Это – важнейшая, глубоко органичная и властная потребность»[15, с.41]. Речь идет о потребности в символизации. Материал, обеспеченный чувством, постоянно перерабатывается в символы, которые являются нашими элементарными мыслями. Мышление есть символический процесс. «Опыт втягивается в поток символов, составляющих человеческий ум»[15, с.42].
Символическое в деятельности сознания указывает на тот факт, что в чувственном переживании присутствует нечувственный, ненаглядный смысл, который репрезентирует идеальное, всеобщее значение.  Значение или смысл предполагают существование чувственного носителя, «знака».
Процесс символического преобразования данных в человеческом мозгу нуждается в завершении во внешнем действии. Явное выражение мыслей – специфически человеческая деятельность: речь, наука,  ритуал, искусство, смех, плач.

      Человек объективно противопоставлен занимаемому им пространству. Между ним и природой всегда есть посредник – созерцательность, в результате природа является всегда картинно, образно, символически. Без  системы реальных и действенных символов действительность была бы для нас непознаваемой стихией. Символ вовсе не механически воспроизводит действительность, он ее специфически перерабатывает, являясь ее определенным пониманием или интерпретацией. Человек определяется не как животное рациональное, а как животное символическое, так как именно символическая деятельность открывает ему «путь к цивилизации», понимаемой как «прогрессивное самоосвобождение». В интерпретации философского символизма подлинной целью человека является не власть над миром, но власть над самим собой, освобождение от  незнания, страха, несправедливости.

     Философский символизм оказал огромное влияние на становление культурной антропологии. Один из ее представителей К.Гирц подчеркивает продуктивность изложенного подхода к человеку следующим образом. Символы структурируют события, которые  проживает человек. «Эти символические источники света необходимы человеку, чтобы ориентироваться в мире, потому что несимволические, заложенные природой в его организм, дают слишком рассеянное освещение. … не  руководствуясь паттернами культуры — упорядоченными системами означающих символов, человек вел бы себя абсолютно неуправляемо, его поведение представляло бы собой хаос бессмысленных действий и спонтанных эмоций, его опыт был бы совершенно  неоформленным» [9, с.57]. При таком подходе культура как совокупность символов не просто украшение человеческого существования, но важнейшее его условие.

В  поисках  онтологических корней символа

            Каково отношение крупнейших представителей философского символизма к вопросу: существует ли реальность помимо символа? Э.Кассирер дает на него отрицательный ответ. В «Философии символических форм» вопрос о реальности самой по себе отвергается как иллюзия мысли. Мы всегда смотрим на природу сквозь призму культуры и не можем выйти за рамки нами же созданных символических миров. Символ и есть единственная и абсолютная реальность, «символ заменяет объект» (Опыт о человеке). Понять культуру, понять человека значит понять принцип формообразования, но не содержание, стоящее за продуктами культурного творчества. Ограничиваясь познанием принцип образования символических миров культуры,  Кассирер замыкает концепцию символа   в сфере сознания.          А.Лосев проверяет этот тезис на прочность и делает из него мировоззренческие выводы.
Для традиции русского философского символизма, к которой принадлежит Лосев, символизм как течение в западноевропейской культуре  – попытка прийти в согласие с бытием.  Символизм оказывается  способом обоснования онтологии. Центральная интуиция этого направления – способность части в некоторых случаях быть прямым представителем целого, а не только его феноменом или аллегорическим выражением. Именно такую часть они называли символом. Символ у Лосева есть смысловая картина, выраженная в телесно-чувственном, это совершенное двуединство умного и чувственного содержания. Свое понимание символа Лосев разрабатывает в противовес субъективистской трактовке символа. Символизм конца ХIХ – начала ХХ века, по мнению Лосева, понимал символ очень узко – «как мистическое отражение потустороннего мира в каждом отдельном предмете и существе» [16, с.248].
Лосева волнует проблема объективности символа. Его символ есть символ, претендующий на объективную значимость. Ему нужен «объективирующий акт, который впервые обеспечивает для знака его отнесенность к реальным вещам» [16, с. 264]. 
Следует отметить, что воззрения Лосева на символическое и его значение в жизни человека, как и любые воззрения Лосева-ученого, неотделимы от его религиозной установки, имеющей целью всесторонне обоснование догмата православного имяславия: Имя Божье есть Божественная энергия и, следовательно, сам Бог. Тварной мир есть результат деятельности божественной энергии, инобытие Божественной Идеи, ее выражение или язык. Связь выражения и идеи состоит в их совпадении и различии одновременно. Логическое выявление этого напряжения есть диалектика. Земная жизнь рассматривается как выражение идеи, как сочетание идеи и ее материально-языкового воплощения, проще говоря, является словом, языком.
Раскрывая философский потенциал имяславие,  Лосев пишет несколько работ, в том числе в 1923 году «Философию имени». Мир населен именами и словами, а все вокруг можно рассматривать как смысл и его выражение. Любая наука, в конечном счете, является наукой о смысле или об осмысленных фактах, то есть в словах и о словах. «Сущность есть имя, и в этом главная опора для всего, что случится потом с нею… Космос – лестница разной степени словесности. Человек – слово, животное – слово, неодушевленный предмет – слово. Ибо все это смысл и его выражение. Мир – совокупность разной степени затверделости слова. Все живет словом и свидетельствует о нем» [17, с. 152-153].  Все на свете есть слово, и иерархия космических «слов» увенчивается Божественным Логосом.
По Лосеву, имя привязано к вещи мощными силами, оно - безусловно, дано, а не выдумано. «Имя – как максимальное напряжение осмысленного бытия вообще – есть также и основание, сила, цель, творчество и подвиг и всей жизни, не только философии. Без имени – было бы бессмысленное и безумное столкновение глухонемых масс в бездне абсолютной тьмы… Имя победило мир» [18, с.746].
Имя Божие является символом – проявлением нетварного в тварном. Религиозный символизм в поисках связи тварного и нетварного уровней бытия, сущности и инобытия останавливается на категории имени: их общение возможно только в сфере смысла, идеи, энергии. Язык – посредник между Богом (бытием) и человеком (разумом, философией, наукой). Способен ли разум превозмочь язык и встретиться с самим бытием?  С точки зрения имяславия способен («Имя Божие есть сам Бог»). Без и помимо языка разум не может прикоснуться к бытию. Чтобы быть осмысленной, сущность нуждается в ограничении инобытием, то есть в человеческом слове. Для религиозной философии это – единственная возможность связать человеческую культуру и божественное единство.
Лосев считал прояснение смысла слова важным занятием, потому что слово - воплощенное сознание и  предпосылка личности. «Слово – сама вещь, но в аспекте ее уразуменной явленности. Слово – не звук, но постигнутая вещь. А звук и все прочее – лишь физический носитель этой вещи»[18, с.763]. Слово есть некоторая заданность смысла, которому суждено жить в истории. Ключевые слова культуры (в том числе философские понятия) можно рассматривать как сложные устроенности смыслов. Сознательное использование слова порой ухватывает только часть смысла, однако слово имеет себя в виду как единый смысл.    
С точки зрения символической философии получается, что нет небытийственных явлений, даже иллюзии являются кусочками бытия. К любой иллюзии, а тем более осмысленному феномену следует относиться серьезно, ведь сквозь них просвечивается бытие. Феномены никогда не врут, потому что они – не просто явления, а символы. 
Бытие в символе к нам приближается, но не до полного совпадения. Ведь тот образ, в котором сущность является, не идентичен ей, мы не можем себя изобразить в роли ее хозяина. «Символическая расстановка ценностей делает нас все-таки рабами, но рабами высшего» [10, с.57].
Личность есть искусственное создание, порождение той или иной культуры. Ключевые слова культуры способствуют формированию человеческого. Ситуация человека в культуре – герменевтическая, смысл его бытия завязан на понимание различных языков культуры, ее прошлого и настоящего.  Знак же вовлекает в бытие. Но в каких случаях язык, будучи человеческим, начинает превышать человеческое, расширяя его?  Лосев в «Философии имени» склоняется к убеждению, что любой идеальный знак, факт, событие, если мы переводим его в план символической явленности, будет постепенно вести нас вверх.
Мир человека – миф (развернутый символ). И другим он для нас быть не может. «Для меня миф, - пишет Лосев в «Философии имени», - выражение наиболее цельное и формулировка наиболее разносторонняя – того мира, который открывается людям и культуре, исповедующим ту или иную мифологию…миф есть наиболее реальное и наиболее полное осознание действительности» [17, с.163-164]. Значит, мифология – наука о бытии, но не сухая, а «вскрывающая в понятиях бытие с его наиболее интимной и живой стороны» [17, с. 165].  
Кассирер отвергает возможность прямого, гегелевского бытийного видения. Лосев ищет прорыв к трансцендентному. В чем назначение символа? Символ и миф по-человечески, применительно к сознанию отражают, пересказывают откровение энергий. Символ – имя бытия, чуда. Но впоследствии оказывается, что символ скорее уводит от бытия [5]. Символизм помогает осознать мир как чудо, но не исключен вариант, когда он выглядит  загромождающей постройкой, не способной помочь бытийному видению. Когда  бытие и Бог вытесняются символом в недосказанность. Когда все тонет в засилии безличного смысла.
Символ и миф хороши потому, что они развертывают апофатический  момент в вещах. Но они его никогда не развернут. Поэтому все ими развертываемое в любом содержании и в любом способе развертывания несет на себе тайную печать неполноты. За чрезмерное увлечение символом можно заплатить потерей контакта с миром. Спор Кассирера и Хайдеггера (Давос, 1928 г.), поддержанный и осмысленный Лосевым, не окончен. «Тотальность рационализированных символических миров несет угрозу уникальному человеческому существованию. Но разгул субъективистского произвола грозит разрушением культурных традиций и рациональных основ существования социума» [11, с.54].
Осуществленный нами анализ концепций Э.Кассирера и А.Лосева позволяет сделать следующие выводы.  Философский символизм стремится создать универсальную теорию  разума (не только логического) как предпосылку обоснования разумно-рациональной науки. В контексте философии человека представители данного философского направления сохраняют установку на разум как отличительный признак человека, однако понимают разум шире, чем это делала классическая философия.
В философско-антропологических направлениях наблюдается отказ от  онтологии как учении о полагаемом вне сознания и человека внешнем, объективном бытии или онтология объекта. Взгляд переносится с сущего как такового на те формы и способы данности, в которых сущее является сознанию, обнаруживается в нем.
Решающей характеристикой человека является его способность к символизации. Философский символизм, изучая символ, символические формы, становится инструментом проникновения в фундаментальные структуры человеческой деятельности, в язык, миф, религию, науку, искусство. «Входя в человеческий мир, вещь становится символом: она начинает нечто «означать», обретает «смысл». Язык и миф, бытовой обиход и нормы поведения, все те первоэлементы человеческого существования, без которых человек не может совершить ни одного простейшего жизненного акта, суть с самого начала символические формы» [1, с. 241].
Благодаря философскому исследованию символа и его роли в жизни человека, антропологии удалось прийти к более продуктивной концепции человека, которая принимает в расчет культуру, ее многообразие,  в то же  время придерживаясь идеи единства человеческой сущности.
Представители философского символизма поставили проблему «диктатуры символа» и «символического отчуждения» в социуме. Символические системы культуры являются не только средством освобождения и творческого развития человека, но могут служить и средством порабощения и манипулирования сознанием человека.

  1. Аверинцев С.С. София-Логос. К.: Дух і літера, 2001.                          
  2. Автономова Н.С. Идея символизма у И.Канта и Ж.Лакана//Труды семинара по герменевтике (Герменеус). Вып.1: Сб. науч. тр.  – Одесса: Принт Мастер, 1999. 
  3. Апель К.-О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка//Вопросы философии. 1997. № 1.
  4. Бибихин В.В. Новый ренессанс. М.: МАИК «Наука», Прогресс-Традиция. 1998.
  5. Бибихин В.В. Абсолютный миф А.Ф.Лосева//Начала. №2-4. М. 1994
  6. Блуменберг Г. Антропологiчний пiдхiд до сучасного значення риторики// Пiсля фiлософii: кiнець чи трансформацiя? – К. 2000.
  7. Гайденко П.П. Исторические типы научной рациональности. - М., 1995.
  8. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология ХХ века. – М.: Республика, 1997.
  9. Гірц К. Інтерпретація культур: Вибрані есе/ Пер. з англ. – К.: Дух і Літера. 2001.
  1. Доброхотов А.Л. Мир как имя//Логос. 1996, №7.
  1. Иванов А.В. Философская судьба Э.Кассирера//Вестник Московского университета. Серия философия. 1990. №2
  2. Кассирер Э. Познание и действительность. СПб. 1912.
  3. Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры// Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. – М.: Гардарика, 1998.
  4. Кассирер Э. Техника современных политических мифов// Вестник Московского университета. Серия философия. 1990. №2
  1. Лангер С. Философия в новом ключе. Исследование символики разума, ритуала и искусства. М.: Республика, 2000.
  2. Лосев  А.Ф. Логика символа/ Философия. Мифология. Культура. – М.: Политиздат, 1991.
  3. Лосев А.Ф. Философия имени// Лосев А.Ф. Из ранних произведений. – М., 1990.
  1. Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М. 1993.
  2. Малинкин. А.Н. Эрнст Кассирер// Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. – М.: Гардарика, 1998.
  3. Мёккель Х. «Символическая выразительность» - феноменологическое понятие? Об отношении философии символических форм Эрнеста Кассирера и феноменологии Эдмунда Гуссерля// http://www.anthropology.ru 
  4. Свасьян К.А. Философия культуры Э.Кассирера//Вопросы философии. 1984. № 9.
  5. Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. - С.-П., 1994.
  6. Хюбнер К. Критика научного разума. М., Институт философии РАН, 1994.